Волшебный берег. Повести - Страница 119

К оглавлению

119

Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:

— Давай, я твою малину понесу?

Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.

Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник… Сквозь деревья замелькало светло-жёлтое поле.

— А хочешь, я тебе свою малину отдам? — сказала Аниска. — Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!

Светлана потрясла косичками:

— Нет, спасибо.

Хоть и скупо она разговаривала, но всё же Аниска заметила, что голос её стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.

У околицы Светлана повернулась к ней:

— Ну, теперь давай. Сама донесу.

Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдёт её капризная подружка, как тогда с ней помириться?

— А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?

Светлана с усмешкой покосилась на неё:

— Утащишь?

— Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмёшь?

— Не возьму. Это нищие выпрашивают.

Несколько шагов прошли молча.

— А если я ронжу поймаю, — вдруг сказала Аниска, — возьмёшь?

Светлана фыркнула:

— Так и поймала!

— А если поймаю?

— Ну поймай.

— А возьмёшь?

— Возьму.

— Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!

14. Ронжа

В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце — волчье лыко — украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду — на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше — то замучаешься и умрёшь. Среди вершин ещё порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит…

Но где же эта краснокрылая ронжа вьёт своё гнездо? Там, где глухо и сыро и подальше от людей, — вот где она вьёт гнездо и выводит деток.

Аниска ходила по лесу каждый день. С утра работала с девочками в поле — подтаскивала снопы, подгребала солому… А когда кончали работу и девочки бежали на речку — Аниска молча замедляла шаг и поворачивалась к лесу.

Как-то раз Танюшка пристала к ней:

— Чего ты всё ходишь туда, ну скажи? Ну чего ты всё одна ходишь?

Аниска упёрлась взглядом в землю:

— Хожу — значит, надо.

— Да чего тебе там надо? Клад, что ли, ищешь?

Аниска повторила упрямо:

— Надо мне. Надо. И не лезь.

— Ну ищи, ищи, — засмеялась Танюшка. — Может, найдёшь сундук с золотом!

— Она мне ронжу ловит! — объяснила Светлана девочкам.

Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.

Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:

— Ну, что же? Всё ещё не поймала ронжу? А я жду!

И при этом незаметно подмаргивала девочкам.

Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.

Аниска становилась всё угрюмее. Она обошла лес и рощу, заглянула во все овраги, и ближние и дальние, лазила в чащобу молодого ельника, вязла в болоте… Каждый вечер она, не дождавшись ужина, засыпала от усталости. Лиза жаловалась на неё, сонную. Мать грозилась по утрам, что если Аниска опять после работы убежит в лес, то она не даст ей обеда… Аниска всё терпела, и всё напрасно. Ронжи не было.

В сырой пасмурный день, когда можно было поспать подольше, Аниску разбудила одна острая мысль:

«А Лощины! Дальние Лощины — что же я туда-то не сходила?! Там глухо и сыро и от людей далеко!»

Аниска бесшумно соскользнула с кровати.

Лиза, уверенная, что уж сегодня-то ей ни в коем случае не придётся сидеть с Николькой, сладко спала, приоткрыв рот.

Улучив минутку, когда мать вышла в сени, Аниска вылезла в окно и скрылась.

Ольховые кусты под росой сверкали, будто отделанные серебром. Острые горьковатые запахи стояли в прохладной чаще. Иногда на пути попадалась осинка, тронутая красной краской. И тогда Аниске хотелось остановиться и смотреть на неё неизвестно сколько времени…

Аниска долго шла по лесной дороге. Потом дорога пропала в сырых овражках, в густом папоротнике. Вот и Лощины — глухое место. Высокие старые ёлки верхушками глядели в небо. А внизу под ёлками было тихо и сумрачно.

Аниска вышла на полянку, заросшую жёстким голубым цикорием, похожую на голубой прудок, затаившийся в лесу. Она присела на сухую валежину и упёрлась лбом в свои шершавые ладони. Где-то высоко над головой лепетала осина, пинькали синицы… Аниска вдруг почувствовала, что она очень устала.

«Не буду больше искать ронжу, — решила она. — Ну что ж, пусть не дружится. Не буду».

Она встала и медленно пошла через полянку. Лесная трава стояла по пояс.

Вдруг шевельнулась, закачалась еловая ветка. Аниска подняла глаза: на большом старом дереве, покрытом волокнистыми голубыми лишаями, сидела необыкновенная птица. Она, словно большой яркий цветок, как-то боком висела на суку и поглядывала на Аниску. Чёрная как бархат шапочка, светло-зеленоватая грудка, красное перо в крыле…

Аниска перестала дышать.

«Ронжа?»

Птица, легко вспорхнув, развернула крылья, и Аниске показалось, что она сейчас ослепнет от этой красоты. Красные, как огонь, были у этой птицы крылья, красный, как огонь, был у неё хвост! Она тихо, бесшумно скользнула над полянкой и скрылась в густой древесной листве.

«Ронжа!»

Аниске хотелось кричать от радости. Но она затаила дух и крадучись подошла к дереву, покрытому лишаями. Прижавшись к стволу, она долго глядела вверх, разглядывая старые сучья. Не здесь ли спрятала ронжа своё гнездо?

И Аниска увидела это гнездо. Оно чернело вверху среди густых веток, прижатое к самому стволу. Там должны быть детки. Большие уже должны быть детки — лето на исходе!

119